Эффект бабочки

Яркокрылые, легкие, беззаботные бабочки с древних времен завораживали человека. А разнообразные, почти мистические качества этого удивительного создания природы, нашли отражение во множестве верований и мифов. Практически во всех мировых культурах можно найти образы бабочки-души. Легкость, невесомость, способность парить, беззащитность, хрупкость — эти свойства бабочки напрямую связывались со свойствами человеческой души, освобожденной от телесной оболочки.

Подобные представления были характерны как для примитивных африканских традиций, так и для высокоразвитых античных культур, они нашли отражение в народных верованиях древних славян и индейцев Мезоамерики, литературных памятниках средневековых Китая и Японии и в живописи раннего христианского периода. Словом, бабочка-душа — универсальный архетипический символ, встречающийся везде, где водятся эти загадочные существа.

Древние славяне верили, что душа, покидая тело, обращается в бабочку. Поэтому в течение сорока дней после смерти родственника, люди старались даже ненароком не причинять вред бабочкам. В польском языке, например, до сих пор сохранилась пословица, в переводе означающая примерно следующее: «Не тронь мотылька, он и зла тебе не делает, и дедом твоим оказаться может». В некоторых районах России бабочек и сейчас называют «душками»: «Смотри, вон чья-то душка полетела!»

Представления о бабочке как воплощении человеческой души наиболее ярко выражены в древнегреческом мифе о Психее. Ее изображают молодой женщиной с крыльями бабочки. По сюжету, Зевс освобождает Психею от смерти, восхищенный силой ее любви к Амуру. Так Психея становится символом бессмертия, воскресения, возрождения к новой жизни. Само имя Психея в переводе с греческого означает «душа». А наиболее популярным символическим отображением этого сюжета в искусстве были фрески, рисующие бабочку, которая вылетает к свету из погребального костра.

Совсем иначе наши предки относились к ночным бабочкам и мотылькам. Они считали, что это не души умерших, а темные колдуньи, предвестницы скорой смерти. Их не трогали из страха перед нижним, темным миром. Особенный трепет вызывала бабочка «мертвая голова», которая одним внешним видом убедительно им доказывала свое потустороннее происхождение. С «темной» ипостасью бабочки связаны диалектные названия этого насекомого, распространенные на территориях проживания западных славян: diabel, čertica, ježibaba, mora, mara.

У некоторых славянских народов в сказках и мифах встречается «вештица» — низший демон женского пола, умеющий отделять свою душу от тела во сне. Душа вештицы в образе бабочки творит по ночам разные безобразия: крадет у людей огонь, молоко, сосет кровь и даже может задушить. Чтобы наказать ведьму, ночью зажигали огонь и ждали, пока на него слетятся белые мотыльки. Если один из мотыльков обожжется, погибнет в открытом пламени, значит, и ведьма пострадала.

Важнейшей особенностью бабочки, которая определяет большую часть сакральных представлений о ней, является способность к трансформации. У древних славян метаморфозы бабочки ассоциировались с трансформацией человеческой души от рождения до смерти и далее, и шире — с общим принципом развития вселенной. Жизненный цикл бабочки начинается с яйца. Яйцо — универсальный символ творения, начало начал. Из яйца выходит на белый свет личинка. Символически этот процесс можно соотнести с зарождением человеческого сознания, пока еще юной, спящей, неразвитой души.

Личинка развивается в гусеницу — воплощение всего мирского, бренного, низменного. Гусеница ведет довольно примитивный образ жизни: занимается бесконечным поиском пищи, ест, спит, растет. Но вскоре наступает важнейший для будущей бабочки этап — окукливание. Гусеница уходит от физического мира и его суеты. Внутри кокона нет света и звуков, нет дыхания и нет помыслов. Есть только тьма и кажущееся бесконечным ожидание. Этот этап символически связан со смертью телесной оболочки души, переживаниями конца существования, конца мира и ожиданием перехода в новую ипостась.

И вот, наконец, происходит главное: стенки кокона прорываются, и на свет выходит преображенное существо, в котором нет ничего от прежнего, мирского, телесного. Прекрасная, почти бесплотная бабочка — это освобожденная, чистая, сияющая в своей первозданной красоте воскресшая душа.

Не удивительно, что образ бабочки, с жизни которой списана одна из центральных концепций величайшей религии мира, ярко отображен в материальной христианской культуре, особенно раннего периода. Бабочку можно увидеть и на иконах, изображающих Богоматерь с младенцем (обычно в руках маленького Христа), на христианских надгробиях романского периода вместе с черепами и другими символами смерти.

На Древнем Востоке бабочек считали символом телесной любви. В Китае бабочка выступала божеством, ответственным за супружеское счастье. В японском искусстве в образе бабочек иносказательно изображали гейш, молодых жриц любви.

Известный даосский мыслитель Чжуан Цзы рассказывал притчу о том, как молодой человек, погнавшийся за исключительно красивым мотыльком, случайно оказался во владениях бывшего императорского чиновника. Там он встретил красавицу, которая оказалась дочерью богатого чиновника, и полюбил ее с первого взгляда. Он понимал, что не может жениться на ней в силу скромного происхождения и маленького дохода.

И тогда влюбленный молодой человек принял решение изменить свою жизнь, упорно трудиться и заработать право свататься к этой девушке. И ему это удалось: он достиг высокого чина, беспрестанно думая о возлюбленной, пошел к ее отцу и попросил ее руки. Чиновник ответил согласием. Так, пишет Чжуан Цзы, мимолетное увлечение (в данном случае — красотой полета бабочки) приводит к глубоким переменам в жизни. Бабочка, в начале притчи символизирующая легкомыслие героя, трансформируется в символ судьбы, счастливой предопределенности.

Своеобразное прочтение образа бабочки можно обнаружить в древних культурах Мезоамерики. Например, ацтеки почитали это посланником Солнца и символом животворного огня (вероятно, трепет крыльев бабочки напоминало им колышущиеся движение пламени). Изображение бабочки с обрубленными крыльями ученые относят к образу богини Итцпапалотль, собирающей на небесных звездах души женщин, умерших при родах.

В древних кельтских мифах также не обошлось без бабочек. Показателен в этом смысле ирландский сюжет о сватовстве к Этайн. Этайн, имеющая божественную природу, вышла замуж за бога Мидира. Но первая жена Мидира не могла пережить появление соперницы. Она применила черную магию и превратила Этайн в лужу воды. Мидир безутешен. Вскоре в этой луже зародился отвратительный червь, которого Мидир хотела убить.

Но вдруг червь превратился в прекрасную пурпурную бабочку, которая была «красивейшей в мире, с голосом и жужжанием слаще, чем песни волынок, рогов и арф, с глазами, сияющими, как драгоценные камни во тьме. Ее аромат утолял голод и жажду у того, вокруг кого она порхала, а капли росы с ее крыльев могли исцелить всякое страдание, болезнь или чуму у любого человека». В этой истории, как и в мифах самых разных народов, вновь прослеживается мотив чудесного воскрешения и преображения, наступающего после страданий и физической смерти. И вряд ли это простое совпадение.